ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Feb. 4, 2025

— Кем же вы работали?

— Помощником администратора и курьером. Отвечала на звонки, расклеивала афиши, относила приглашения, периодически кого-то встречала и провожала в ложу. В окошке не сидела, только летом, пару раз, когда шли спектакли арендаторов и на них был основной администратор, а я просто помогала, если возникала необходимость.

— При этом вы еще осваивали тонкие химические технологии?

— Нет, в МИТХТ я проучилась недолго. Пару месяцев ездила туда после работы три или четыре раза в неделю, а потом пришла к родителям и сказала, что ухожу. Папа вздохнул: «Я так и знал...» Родители понимали, к чему все идет. У меня были другие интересы. После работы я хотела остаться на спектакль или пойти в другой театр. И не понимала людей, фанатично нюхавших пробирки с аммиаком и говоривших, что это их судьба. Преподаватели в МИТХТ относились ко мне очень хорошо и расстроились, когда я сообщила, что бросаю учебу.

— Во МХАТе вы застали легендарного Олега Ефремова?

— Это был его последний театральный сезон. Я пришла осенью 1999-го, а в мае 2000-го он умер от тяжелой болезни.

— Олег Николаевич бывал в театре?

— Пока находил на это силы. В то время он репетировал «Сирано де Бержерака», и большинство репетиций проводил дома, потому что не мог обойтись без кислородного аппарата. В театре за Ефремова все переживали и надеялись на чудо, но понимали, что грядут перемены.

— Наверное, обсуждали потихоньку, кто встанет у руля МХАТа?

— Не знаю, при мне никто никогда ничего не обсуждал. По крайней мере, в нашей администраторской. Наверное потому, что там собирались интеллигентные и хорошо воспитанные люди. Я ненавижу сплетни и никогда в них не участвую. Если в коллективе начинаются подковерные игры, либо ухожу, либо говорю: «Давайте мы сейчас все выясним и этой ерундой заниматься не будем».

Конечно, мне очень повезло. Ефремов был не просто великим режиссером и актером — человеком-эпохой. И при нем работали настоящие корифеи театрального искусства.

— Вы общались с кем-то из великих актеров?

— Со всеми понемножку. Но я была совсем девчонкой, и серьезных разговоров со мной никто не вел, «великие» в основном шутили, очень мило.

— В театре знали, что вы собираетесь в театральный?

— С артистами я это никогда не обсуждала и ни у кого не просила помощи или совета. Коллеги-администраторы отговаривали поступать на актерский факультет. Валентина Владимировна советовала подумать о профессии продюсера. Считала ее более перспективной. Ко мне очень хорошо относились.

— Какие спектакли МХАТа вы посмотрели?

— Практически все. Самое яркое впечатление у меня осталось от «Смертельного номера» по пьесе Олега Антонова в постановке Владимира Машкова. Это был спектакль «Табакерки», но он никогда не шел в подвале на улице Чаплыгина, только на Малой сцене МХАТа. «Смертельный номер» был фантазией на тему цирка с настоящими цирковыми номерами, фокусами, песнями, танцами, очень ярким и захватывающим зрелищем. Четырех главных героев — клоунов в нем играли Андрей Смоляков, Сергей Беляев, Андрей Панин и Виталий Егоров. Просто фантастически!

Еще мне очень нравился «Амадей», который каждый раз превращался в настоящее актерское сражение между Олегом Павловичем Табаковым и Сергеем Безруковым, во время которого учитель не только гордился своим учеником, но и конкурировал с ним. В принципе, конкуренция была заложена в драматургии — как соперничество Моцарта и Сальери, — но она проявлялась и во взаимоотношениях артистов на сцене. Наблюдать было безумно интересно.

— Безруков был хорош?

— Невероятно хорош! Вообще, Сергей Витальевич — человек какого-то удивительного дарования в плане способности аккумулировать вокруг себя сумасшедшую энергию. Я это знаю не только как зритель, но с некоторых пор и как его партнер по сцене. И каждый раз удивляюсь и не понимаю, что у него за «батарейка». Двадцать пять лет назад Безруков был еще совсем молод, и в театре его называли Солнечным мальчиком.

— Работа во МХАТе укрепила ваше желание стать актрисой?

— Да, потому что поняла, что мне нравится театр и я хочу стать частью этой структуры. На второй год поступала не только в Москве, но и в Петербурге. Тоже благодаря Татьяне Владимировне. Она очень сильно направляла меня, как вы уже, наверное, поняли, и однажды предложила:

— А почему бы тебе не попробовать себя в Питере?

— Наверное, это было бы любопытно...

Когда я заикнулась об этом родителям, папа сказал нет, и я пошла на единственное серьезное вранье в моей жизни. Иногда привираю в силу плохой памяти, но это совсем другое. А тогда не сказала родителям, что поступаю в Питере, соврала, что езжу туда на гастроли МХАТа. Зарплата у меня была небольшая, ее бы не хватило на поездки и гостиницы, к счастью, немного денег подкинула двоюродная сестра, которой я обо всем рассказала. Но первую ночь в Питере мы с подружкой Леной провели в экскурсионном автобусе.

Это случайно получилось. Мы отправились на ночную экскурсию по городу. В Питере был период белых ночей, разве можно было пропустить такое зрелище? Поездка закончилась в четыре часа утра, и лишь тогда мы осознали, что не позаботились о ночлеге. Спросили водителя:

— Можно мы поспим у вас в автобусе? Нам негде ночевать.

— Ну ладно, — сказал он. — Я вам сочувствую, но домой пригласить не могу, жена не поймет.

Водитель припарковался в каком-то тихом переулке и пошел к себе. А мы с Леной улеглись на заднем сиденье.

Познакомились мы на подготовительном отделении Школы-студии МХАТ. Лена потом поступила в ГИТИС на эстрадный факультет, но подумывала перевестись куда-нибудь на драматический. Поэтому отправилась со мной в Питер, за компанию. После первой поездки она бросила эту затею. Так и окончила ГИТИС.

— А вы поступили в Санкт-Петербургскую академию театрального искусства (ныне РГИСИ)? И как объяснили это родителям?

— Сказала, что на гастролях случайно проходила мимо академии, увидела, что там проводят вступительные экзамены, зашла, почитала, и мне сразу сказали: «Приезжай на конкурс». Папа так и не узнал правды до самой своей смерти. Его уже нет в живых. А маме я не так давно все рассказала. Она посмеялась: «Ну теперь понятно, как тебя занесло в этот город». Наверное, можно было проводить с ними какие-то беседы, уговаривать, глядишь, они меня и отпустили бы, но почему-то я пошла другим путем.

— Кто был вашим мастером?

— Народный артист России Сергей Иванович Паршин. Мы считались целевым курсом при Александринском театре, в который в результате никого из нас не взяли, потому что туда пришел новый худрук Валерий Фокин, сказавший: «Какие студенты? Мне бы с труппой как-то разобраться».

— Говорят, питерская актерская школа отличается от московской. Это правда?

— Действительно, существует мнение, что в Москве она более свободная, что ли, и больше нацелена на то, чтобы раскрыть актера, но зато более эгоистичная, а в Питере — более аскетичная и драматичная. Мне кажется, это очередной миф из разряда баек про бордюр и поребрик, пышки и пончики.

— Как вам жилось в Питере?

— Прекрасно. По-моему, учиться вообще надо не дома, потому что в другом городе у тебя совершенно иная степень погруженности в учебу. Понятно, что ты не защищен в бытовом смысле, но зато проходишь такую школу выживания! Когда есть тыл, это совсем другая история. Правда, учиться было нелегко, и меня чуть не отчислили после первого курса за несоответствие внешних и внутренних данных.

— В чем это выражалось?

— Я поступала очень яркой, характерной, читала отрывок из гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки» громко, радостно и весело. А потом началось обучение. Первый семестр прошла относительно спокойно, а во втором нам дали этюды по рассказам Чехова. Мне доставались бесконечные плачущие женщины, я очень искренне пыталась сыграть их драматично, но оказалось, что надо было делать это смешно.

В основном с нами занималась Елена Игоревна Черная, педагог по речи, так как у Сергея Ивановича Паршина была огромная занятость в театре. Однажды она сказала: «Ну, Леночка, не знаю, как вы будете дальше учиться. Внешне у вас характерные данные, а внутренне вы абсолютная лирическая героиня. Налицо явное несоответствие».

— Как же вам удалось избежать отчисления?

— В конце первого курса появился шанс на исправление. Нам велели прочитать за лето пьесы Островского и «Сон в летнюю ночь» Шекспира и найти для себя подходящие отрывки. Я решила, что в пьесе Шекспира мне нечего делать в классическом распределении ролей, и все лето штудировала Островского. Советовалась опять же с Татьяной Владимировной, нашла самые разные отрывки и очень переживала, подойдут они или нет.

А 1 сентября всем курсом собрались в академии, сели полукругом, и Елена Игоревна сказала: «Ну, Островским мы займемся во втором семестре, а сейчас скажите, кто и что хочет сыграть в пьесе «Сон в летнюю ночь». Я оказалась в ужасной ситуации, потому что не готовилась к такому развитию событий и не знала, что сказать. В панике стала вспоминать персонажей пьесы и решила, что мне могла бы подойти героиня, Елена.

И вот Елена Игоревна спросила:

— Ну, Ленуша, кого бы вы хотели сыграть?

— Наверное, Елену...

На этом заявлении Елена Игоревна выдохнула и сказала:

— Снова абсолютное несоответствие данных. Ну, во-первых, Елена красавица. А во-вторых, она вообще никакого отношения к вам не имеет.

Тут у меня упала планка, и я выпалила:

— А кого я, по-вашему, могу сыграть?

Однокурсники обалдели, потому что с Еленой Игоревной никто так никогда не разговаривал. Она замялась:

— Не знаю, фею какую-нибудь...

В результате я репетировала Ипполиту, невесту Тезея, царицу амазонок. И все время получала неодобрительную реакцию Елены Игоревны.

— Может, это был хитроумный педагогический прием — довести студентку до ручки, чтобы раскрыть ее актерские способности?

— Нет, по-моему, тут было другое. У Елены Игоревны существовало определенное представление обо мне, и она упорно загоняла меня в его рамки. Она ведь прекрасный педагог, этого у нее не отнять, но методы не очень мягкие, скажем так.

Со второго полугодия у нас начался Островский. С ним тоже сначала были сложности, потому что всякий раз перед выходом на площадку меня начинало трясти. Я уже боялась что-то сделать не так. Репетировала Филицату, старую няньку Поликсены в пьесе «Правда — хорошо, а счастье лучше», и ужасно наигрывала, пыжилась, краснела, бледнела. Однажды Елена Игоревна сказала: «Лен, чего вы мучаетесь? Делайте все от себя». И неожиданно это сработало. Постепенно все наладилось, мучения мои закончились, и я начала получать огромное удовольствие от учебы.

— В Питере вы прижились?

— Мне там было хорошо. Два года я провела в общежитии, а потом стала снимать квартиру — сначала с одной девочкой с нашего курса, Алиной, потом с другой — Катей Фроловой. Мы дружим до сих пор и вообще поддерживаем отношения с нашими однокурсниками. Вчера вот я снималась с Кириллом Жандаровым, и мы вспоминали студенческие годы и наших ребят.

— Вы показывались в питерские театры?

— Да, но у нашего курса было очень мало показов. В тот год практически все худруки выпускали свои курсы и чужими не интересовались. В Москве я сама обзванивала театры. Почти никто нас смотреть не хотел, что было вполне естественно. Звонок незнакомой девочки совсем не то же самое, что просьба какого-нибудь мэтра. Но нас смотрели в Театре на Таганке, в Школе современной пьесы, в театре «Эрмитаж» и в Новом драматическом, куда меня, собственно, и взяли.

— «По знакомству»? Наверное, вас помнил по МХАТу худрук Нового драматического Вячеслав Долгачев, много лет работавший с Олегом Ефремовым?

— Конечно, я знала Вячеслава Васильевича и видела его спектакли, но мы не были знакомы. И он не мог помнить какую-то девочку, сидевшую в администраторской.

— В Новом драматическом вы задержались надолго...

— Почти на восемь лет. Параллельно в какой-то момент я начала сотрудничать с театром «Практика» как приглашенная актриса. В принципе, в Новом драматическом у меня все было хорошо. Огромное количество близких людей подарено мне именно этим театром. И замечательных коллег, с которыми я часто пересекаюсь и работаю.

Моей первой главной ролью в Новом драматическом стала Ольга в спектакле «Дочки-матери» по пьесе Александра Володина. Это был непростой выпуск, но в результате получился прекрасный спектакль. Я его очень любила, как и другие постановки. На занятость не жаловалась, но в театре была довольно странная система: расписание на следующий день актер получал только накануне, в 16 часов. Поэтому не мог ничего спланировать заранее, например назначить пробы, и был вынужден писать бесконечные записки с просьбой его отпустить.

— Руководство театра ревновало актеров к кино?

— Не только. Когда у меня появился второй театр, я тоже столкнулась с определенной ревностью. Официально работа на стороне не была запрещена, но и не приветствовалась. Со временем меня стала напрягать эта история. Я поняла, что больше не хочу работать в репертуарном театре и чувствовать себя «рабом лампы». Мне нравилось репетировать и играть спектакли, но ощущение несвободы и рабской зависимости было невыносимо. Некоторые актеры дорожат работой в театре, говорят, что она дает им ощущение стабильности, семьи. Я не считаю, что театр — это семья. Люди там работают. Замечательно, когда собираются единомышленники, которые хорошо относятся друг к другу, но сути это не меняет.

— Насколько я помню, сниматься вы начали еще в Питере?

— На четвертом курсе — сыграла небольшую роль в сериале «Мангуст».

— Потом у вас было несколько попыток продолжить кинокарьеру, перемежавшихся большими паузами, и только в 2011 году вышло сразу четыре проекта. В это время вы расстались с театром?

— Нет, я в нем еще работала. Осенью 2011-го сказала, что хочу уйти, и ушла к концу 2012-го.

— Вас легко отпустили? Не уговаривали остаться?

— Определенные заморочки были, но расстались мы хорошо. Самое главное, что ушла я в никуда. И поскольку стоящих предложений не было, а деньги нужно было как-то зарабатывать, одно время даже пыталась преподавать в театральной студии. Вскоре поняла, что это не мое. Лучше вообще поменять профессию, но только не преподавать актерское мастерство.

— По общему мнению, перелом в вашей кинематографической судьбе произошел после популярного сериала «Физрук». Как вы попали в этот проект?

— С режиссером первого сезона Сергеем Сенцовым мы работали на пилоте сериала «В Москве всегда солнечно». Там и познакомились. Когда Сережа начал снимать «Физрука», то позвал меня на пробы.

— На роль незабвенной Эльвиры Петровны Эммаус?

— На другую. Но продюсеры решили попробовать меня на роль Эльвиры Петровны. Я подготовилась, даже взяла строгое деловое платье у своей подружки — самого настоящего завуча.

— У этой героини есть прототип?

— Нет, подруга моя совершенно другая, и работает она в специальной школе для слабослышащих детей. Я от нее взяла только платье. У Эльвиры Петровны было несколько других прототипов, но эта героиня настолько ярко прописана в сценарии, что, в принципе, нужно было просто предельно точно выполнить замысел авторов. Сценарий у «Физрука» был блестящий. Я с огромным удовольствием вспоминаю работу в сериале. Это было очень интересно и дико смешно.

— Признайтесь, часто «кололись» на площадке?

— Мы смеялись все время. У нас была такая прикольная банда «учителей»! Ну и Дмитрий Нагиев не давал скучать. Он без шутки никогда не существует на площадке.

— У вас ведь было много совместных сцен?

— Эльвира Петровна — главный антагонист героя Нагиева в школе, особенно в первом сезоне, и у нас было много взаимодействия и противоборства, очень смешного.

— Многие ваши коллеги поют дифирамбы Дмитрию Владимировичу как прекрасному партнеру...

— Он действительно прекрасен. С Нагиевым ты всегда включен. В этом смысле он чем-то похож на Сергея Витальевича Безрукова. С Дмитрием нельзя что-то делать вполсилы, потому что с тобой взаимодействует очень сильный в энергетическом плане партнер и ты от него заряжаешься и включаешься на полную мощность. Это круто, это по-настоящему. А я люблю, когда все по-настоящему.

— После «Физрука» вы, как говорится, проснулись знаменитой? Вас стали узнавать?

— Такого не было. Наверное, потому, что в жизни я не выглядела как Эльвира Петровна. Была значительно моложе, по-другому одевалась и не красилась. И сейчас не сильно крашусь, а тогда вообще этого не делала.

Как-то поехала с одним спектаклем на гастроли в Ставрополь. Тогда как раз вышел «Физрук», и моему коллеге Косте Седову ужасно хотелось, чтобы меня узнавали, просили автографы. И вот сидим с представителем принимающей стороны, о чем-то беседуем, и Костя его спрашивает:

— Ты сериалы-то смотришь?

— Не особо. Только «Физрук» мне нравится.

— Ну?

— Чего — ну?

Костя глазами показывает на меня. Один раз, другой. Парень:

— Ты чего?

— Посмотри на Лену. Не узнаешь? Это же она Эльвиру Петровну играет!

Он не мог поверить! Я никак не стыковалась в его сознании с этой героиней.

— У вас огромная фильмография, в которой уже около ста сорока проектов. Но вы, если можно так выразиться, «королева неглавных ролей». А все актеры мечтают о главных. Вас не обижает, когда предлагают роли второго плана?

— Нисколько, потому что, во-первых, я очень люблю работать. А во-вторых, у небольших ролей есть огромный плюс: в них, в принципе, можно делать все что хочешь.

— Как это?

— Главная роль очень часто обязывает тебя соответствовать некоему стереотипу. Ну, скажем, положительная героиня должна быть доброй, скромной, серьезной. Она не может иметь каких-то слабостей или заниматься какими-то глупостями. Мы сейчас не берем авторское кино или какие-то истории для интернет-платформ, когда люди пытаются создать нечто оригинальное и интересное. А обычные телевизионные проекты снимают по определенным схемам.

В этом смысле роль какой-нибудь подружки вечно страдающей героини — это большая удача. В ней можно проявить свое актерское мастерство. Не хочу сказать, что для героини оно не требуется. Такие роли часто отдают замечательным артисткам, способным играть гораздо интереснее и глубже, но вынужденным существовать в рамках того, что написано, и в рамках представления канала о том, каким должен быть проект. Как правило, главная героиня обязана быть идеальной женщиной и все должны ее жалеть. А подружка не скована рамками и может вести себя как хочет. Ей за это ничего не будет! Ну разве что режиссер попросит: «Лен, давай помягче!»

Конечно, хочется всегда играть больше. Но дело не в размере роли, а в том, чтобы она оказалась интересной, чтобы в ней было что делать. Иногда читаешь какую-нибудь историю и думаешь: «Слава богу, что я не главная героиня, потому что сыграть такое нагромождение страданий просто немыслимо! Как тебя изнасиловали в детстве, обманули и подставили в браке, посадили в тюрьму, украли твоего ребенка, а потом у тебя наступила амнезия и жизнь началась с чистого листа!» И ведь все это пишется и снимается на полном серьезе.

— Вы отказываетесь от каких-то ролей? Что может послужить причиной?

— То, что это откровенная чушь или ты уже сто раз играла нечто подобное, и тебе не хочется это делать. Но вообще желание работать в каком-то проекте очень сильно зависит от того, кто его делает, и, конечно, от занятости. Бывает, что образовалась пауза и нужно просто поддержать актерскую форму.

— У вас занятость огромная. Например, в 2022-м было 16 проектов. Как можно выдержать такую нагрузку?

— Иногда ведь роль укладывается в несколько смен, а то и вообще в одну. И для «королевы неглавных ролей» 16 проектов — это даже мало! Но обычно все складывается по закону подлости — то густо, то пусто. После долгой паузы у тебя начинаются съемки сразу в нескольких сериалах, и ты теряешься: «Ой, где я? И что я делаю?» Но это издержки профессии.

— В театральном вузе педагог не зря подталкивала вас к комедийному амплуа! Сейчас вы в основном играете комические роли.

— Жизнь показала, что Елена Игоревна была права. Но некоторые вещи начинаешь понимать только по мере взросления. Она еще, кстати, говорила мне на выпускном курсе, что мой звездный час наступит после сорока.

— Вы любите работать в комедиях?

— Очень.

— Это легко?

— Если у тебя крепкий сценарий и талантливые партнеры, легко. А если сценарий не очень, начинаются проблемы. Приходится искать, за что зацепиться, и придумывать все с режиссером или партнерами. Иногда ты сама себе мастер, но такое не всегда позволяется.

— Что отличает хорошую комедию от посредственной? Многие жалуются: «Вот раньше были шедевры, а сейчас не то!»

— Мне кажется, и сейчас есть очень смешные комедии, поскольку в киноиндустрии много кавээнщиков, а они понимают в юморе и хорошо пишут. Взять хотя бы сериал «Физрук». Его делала компания Good Story Media, то есть ребята из КВН. У них блестящее чувство юмора и очень ответственное отношение к тексту. Вас, наверное, насмешит это сравнение, но в «Физруке», как в какой-нибудь пьесе Чехова, достаточно было просто произнести реплику так, как она написана. Не требовалось ничего придумывать и играть, нужно было просто исполнять как по нотам. Такое бывает только с хорошим материалом, где вся драматургия уже есть. Она сама «играется».

— Кроме «Физрука» у вас есть еще какие-то любимые комедии?

— Я обожаю свою роль в сериале «Иванько». Мне кажется, это блестящий проект. Кстати, тоже Good Story Media. И создатель сериала «Иванько» Ксения Воронина была одним из авторов «Физрука».

— Особое место в вашей карьере занимает сериал «Некрасивая подружка», в котором вы блестяще сыграли следователя Антонину Остапчук, очень полюбившуюся зрителям. Вас с самого начала намечали на главную роль?

— Да, но на этом сериале был очень долгий кастинг. Потом еще поменяли режиссера. С Владимиром Ростиславовичем Янковским, снимавшим первые девять сезонов, я познакомилась уже на площадке, в Минске. Мы очень быстро, буквально за десять минут, придумали концепцию героини. Потому что Янковский сказал: «Я не хочу снимать скучную женщину, которая будет просто ходить и что-то вещать, это мне неинтересно».

В сценарии было сказано, что героиня не обращает внимания на свою внешность, не следит за собой. Мы эту линию усилили. Придумали блокнот и ручку, с которыми Тоня не расстается. Ручку я прицепила к кофте и решила, что на ней должно быть пятно от пасты. Не спросив разрешения художника по костюмам, тут же его начиркала. Потом уже ей объяснила, что эту фишку мы придумали с Владимиром Ростиславовичем.

Еще про Остапчук было написано, что у нее старые поношенные кроссовки. По сюжету она безответно влюблена в своего коллегу, этакого красавчика, первого парня на деревне, и в одной из сцен он ей говорит: «Когда уже ты поменяешь кроссовки?» Владимир Ростиславович за это зацепился: «Надо играть все время, что от Антонины попахивает». А я в Минск с рюкзаком приехала и предложила: «Давайте она еще будет ходить с рюкзаком!» В результате он у меня так и остался на все 25 сезонов. Получилась несколько фриковатая, не очень аккуратная женщина, которая давно махнула на себя рукой, но живая! Она уже смирилась с отсутствием личной жизни и все силы отдает работе. Не скрывает своих проблем и даже бравирует ими.

— В названии — «Некрасивая подружка» — был заложен двойной смысл?

— Да, с одной стороны, Антонина была подругой красавицы Светланы, которую играла Олеся Фаттахова. Та работала в клинике пластической хирургии, где и происходили ужасные события. Но, с другой стороны, преступница тоже была «некрасивой подружкой», на которую никто не обращал внимания. Это было здорово придумано, как в хорошем детективе, что главная героиня в чем-то смыкалась с убийцей. Потом такие параллели повторялись и в других сезонах.

Мне эта история дала уникальную возможность — вести себя в главной роли, как подружка главной героини, то есть абсолютно свободно. «Некрасивая» женщина вообще не скована никакими рамками. Тоня говорит об этом со свойственной ей прямотой: «Я некрасивая, мне все можно».

— Почему этот сериал так зашел зрителям?

— Там очень живые персонажи. Конечно, нам, артистам, повезло в том, что Владимир Ростиславович хотел делать живую историю, а не очередной полицейский сериал, где люди просто произносят текст с умными лицами. И мои потрясающие партнеры — и Коля Иванов, и Саша Ильин, и Сережа Губанов — пытались все время быть настоящими. Когда Тоня переехала в другой город, а мы переместились из Минска в Калугу, в сериале образовался женский отдел, и к нам присоединились новые артисты — Юля Юрченко, Филипп Азаров, Виталик Сазонов, которые тоже выкладывались на все сто. Сложившиеся между нами прекрасные человеческие взаимоотношения работали на экране.

После каждой съемки мы всегда готовились к следующей, учили текст, которого было много. Обычно садились вечером в ресторане или собирались у кого-нибудь в гостиничном номере, вычитывали текст и придумывали, как наполнить его жизнью. Думаю, если бы этого не происходило, сериал не просуществовал бы столько лет. Но на нем собрались очень трудолюбивые люди, с хорошим чувством юмора и говорящие на одном языке, притом что мы все разные и могли спорить. С Колей Ивановым, например, очень много спорили по поводу взаимоотношений наших героев, он отстаивал своего Леонида, а я свою Тоню. Иногда Коля говорил:

— Нет, такого быть не может! Если бы Тоня так среагировала, Леня от нее бы ушел!

— Ну давай все-таки попробуем...

И мы проверяли какие-то вещи, в чем-то он со мной соглашался, в чем-то я с ним.

Конечно, за те пять лет, что мы снимали сериал, группа менялась, но все, кто приходил, очень бережно относились к тому, что было сделано до этого. А потом еще из Калуги мы переехали в Москву, что было достаточно болезненно. Когда жили в Калуге в одной гостинице, нам было проще собираться вместе и репетировать. В Москве мы пытались это делать по телефону или после смены. Новые ребята помогали нам в плане сохранения наших образов.

Первое время новый художник по костюмам пыталась «приодеть» мою героиню. Я ей сказала:

— Не украшай меня, пожалуйста, у нас не про это история.

— Первый раз вижу артистку, которая отказывается лучше одеться!

— Я понимаю, это очень красивая кофта, но ее не может быть у Тони. Она ничего не понимает в моде и никогда такую не купила бы.

— Вам близка ваша героиня?

— Тем, как серьезно она относится к своей работе и к своим друзьям, как отстаивает свои убеждения, — да, близка. И пренебрежением какими-то внешними моментами, пожалуй, тоже. Мне ведь по большому счету все равно, что обо мне думают другие.

— Многие актрисы не могут выйти в люди ненакрашенными, непричесанными...

— Я могу. И выхожу. Но не всегда. Все зависит от настроения, контекста, от того, что я делаю, с кем встречаюсь. Если хочется нарядиться, я наряжаюсь. Вот сегодня надела юбку золотую, серьги красивые. Но в другом настроении могу выглядеть совершенно иначе.

— Вам хотелось бы что-то изменить в своей внешности?

— Я бы хотела когда-нибудь побриться наголо, потому что мне кажется, у меня очень красивый череп. Нет, серьезно. И я когда-нибудь обязательно это сделаю. Просто лысая голова сужает диапазон актерских возможностей, и волосы долго отрастают. Придется прическу какую-то специальную делать или пользоваться париками, а я очень ленивый человек, и это меня запаривает.

Однажды покрасила волосы в институте в рыжий цвет, потому что очень хотела быть рыжей. У меня мама такая, и у самой есть рыжий пигмент, я конопатая. Но когда волосы отросли, начался какой-то ад. Выглядело это ужасно, а мне не хотелось постоянно ходить в салон, поддерживать цвет. И я решила: да ну его на фиг, это окрашивание! Сейчас с ужасом думаю, что краситься скоро придется, потому что начинаю седеть и понимаю, что, скорее всего, при моем цвете волос седина вряд ли будет смотреться красиво.

— Одна моя знакомая говорила: «Конечно, можно себе что-то вколоть для красоты. Но потом ведь придется колоть все время!»

— Нет, колоть — ни за что! Я боюсь боли. И не очень доверяю бьюти-индустрии. Иногда, конечно, вмешательство проводят деликатно, и женщина выглядит хорошо. Но меня пока все устраивает. А там видно будет.

— Антонину Остапчук жизнь сталкивает с выбором между семьей и работой. Вам не приходилось его делать?

— Мне кажется, нет такого выбора. Все можно совместить.

А я вообще всегда всем говорю, что не работаю — занимаюсь тем, что мне интересно. Иногда приходится нелегко, но я не мучаюсь. Это не тот случай, когда человек пашет день и ночь, чтобы однажды все бросить и уехать на какой-нибудь остров. Мне нравится моя профессия, она доставляет мне удовольствие. И с некоторых пор приносит пользу людям.

— Вы о проекте «Больничные клоуны», в котором принимаете участие уже не первый год? Как вы, кстати, в нем оказались?

— Как уже говорила, из Нового драматического театра я ушла в никуда. Съемок в тот период не было, и в театре «Практика» мои спектакли сняли с репертуара. Пыталась понять, как жить дальше, и однажды наткнулась на пост своей бывшей коллеги по Новому драматическому театру Оли Ларионовой, писавшей о наборе актеров в проект «Больничные клоуны». Я ничего не знала про больничную клоунаду, но подумала, что это очень интересно. Можно заниматься актерской профессией и делать что-то полезное для людей.

Сначала прошла прослушивание, потом достаточно серьезное обучение, длившееся несколько месяцев. Как человек сентиментальный, побаивалась выхода в больницу. Мне казалось, что я не справлюсь с эмоциями и не смогу работать с тяжелобольными детьми. Потом стало понятно, что это вообще не про сентиментальность. Ты можешь быть каким угодно человеком, но у тебя есть конкретная цель — рассмешить ребенка или его родителя, поменять атмосферу в палате. И это не дает тебе возможности жалеть кого-то, рыдать. Клоунский нос тебя защищает, дает силы и возможность быть собой. Понятно, что ты все адекватно воспринимаешь и видишь состояние человека. Перед тем как идти в палаты, мы всегда заходим к врачам, спрашиваем, какие у них пожелания, с кем можно работать.

— Больничный клоун — это профессия?

— Да! И невероятно интересная. Ты можешь годами играть на сцене и считать, что зрители тебя слышат и понимают, но никогда не знать этого наверняка. А здесь стоишь напротив человека и сразу видишь, происходит с ним что-то или не происходит, взаимодействуешь ты с ним или нет. И это очень круто в профессиональном плане — такой плотный контакт с публикой.

Больничная клоунада не про актерские амбиции, а про понимание ситуации: что сейчас уместно и что неуместно, нужен ли ты и в каком качестве. Что тоже очень полезно для артиста. Я стараюсь регулярно работать в больнице, несмотря на достаточно плотный съемочный график.

— Вы ведь и в антрепризе еще играете? Сотрудничаете с фондом Сергея Безрукова?

— Я играю в спектакле «Казанова. Ars Vivendi», поставленном Сергеем Витальевичем. Где он исполняет главную роль, а я — роль Марии Саввишны Перекусихиной, фрейлины и близкой подруги Екатерины II. Это классическая комедия положений, по факту антреприза, но сделанная по-настоящему, начиная с декораций и костюмов и заканчивая существованием на сцене. Очень актерский спектакль, яркий, с песнями и танцами, разными импровизациями и уходом Сергея Витальевича «в народ». С Безруковым невозможно работать не на сто процентов, и это касается всего коллектива. Иногда ведь приходишь на антрепризу и видишь мятый занавес позади исполнителей, плохо знающих текст и все делающих вполноги. Это вызывает жгучий стыд, потому что зрители пришли на любимых артистов, а те словно отбывают наказание.

— Мне кажется, вы стали более избирательной в выборе ролей. Если пару лет назад позволяли себе 16 проектов, то в этом году я насчитала у вас «только» восемь! Расскажете о ваших последних работах?

— В этом телесезоне показали «Некрасивую подружку», которую мы сняли минувшим летом. Еще вышли второй сезон сериала «Просто Михалыч», фильмы «Маме снова 17» и «Любовь Советского Союза». И сериал Владимира Мирзоева «Преступление и наказание», в котором я сыграла очень небольшую, но интересную роль — соседку Мармеладовых. Работать с Владимиром Владимировичем было счастьем, он большой художник.

— О личной жизни, насколько мне известно, вы никогда не рассказываете?

— Я считаю, что это никому не интересно. Тем более что у меня все хорошо, я счастливый человек. И нет надобности делиться какими-то проблемами и переживаниями.

— Боитесь спугнуть свое счастье?

— Нет, дело не в этом, а в том, что мне самой неинтересно читать про людей, которых я не знаю лично. Поэтому не считаю нужным и возможным про такое рассказывать.

— О чем вы мечтаете в профессиональном плане?

— Какой-то конкретной мечты нет. Мне просто интересно работать и делать что-то новое. Конечно, хочется, чтобы было куда погружаться в кадре. Но я всегда найду куда, даже если в материале нет особой глубины.

Возможно, я бы хотела сделать моноспектакль, клоунский или не клоунский, но для этого нужно найти режиссера или продюсера. Несколько лет назад у меня был моноспектакль «ОНА+» по поэзии Полины Барсковой, который мы сделали с режиссером Олей Прихудайловой. Мне всегда нравились стихи этой поэтессы, еще со студенческих времен. К сожалению, моноспектакль я сыграла всего несколько раз. Наверное, можно было как-то раскрутить эту историю, но я ненавижу что-то куда-то двигать, как-то продавать. Было бы классно, если бы кто-то другой занялся этим вопросом, но не сложилось.

— Свою главную роль вы еще не сыграли?

— Не знаю. Я свои роли не считаю и ничего не анализирую, просто живу.

— Ваши родители не хотели, чтобы вы стали актрисой. Со временем они убедились, что были неправы?

— Папа застал только начало моей карьеры, но я тогда уже начала сниматься и в театре много работала. Они с мамой ходили ко мне на спектакли и радовались моим успехам. Мама сейчас смотрит все мои работы, и ей все нравится. Иногда, если достается роль какой-то сексуальной героини, я предупреждаю:

— Мама, я там буду полуголая, в лисе.

— Ну понятно, — отвечает она.

Вообще, все мои родственники очень хорошо относятся к моему творчеству, звонят друг другу: «Включай телевизор, там опять Ленку показывают!»